Ты в комнату войдешь, — меня не будет,
Я буду в том, что комната пуста,
Что зов твой — самый добрый, самый нежный,
Останется впервые без ответа:
Заговорит с тобою немота.
Но, как лады поломанной свирели,
Всё пробует рука с надеждой тщетной
Услышать строй навек умолкшей песни, —
Так снова позовешь ты. Но в ответ —
Молчанье. Вслух, быть может, вымолвишь:
«Проклятье!» И на это не отвечу.
Заплачешь ты, а я… не подойду.
Впервые. И тогда,
Тогда лишь ты поверишь,
Что нет меня, что нет меня навеки,
Что нет меня навеки на земле.
© Маргарита Ивенсен
Куда вы отсюда ушли, друзья мои? Раньше был интересен ФБ, теперь на пике моды ТГ.
Здесь давно глухо, пусто, ветер свистит на просторах былой войны. все выжжено. Ничего не растет. Изредка приходит уведомление " Ваш друг такой-то написал свою первую запись в ЖЖ после долгого перерыва".
Мне вас не хватает.
Где вы? Расскажите, напишите, дайте адресок, я хочу снова вас читать.
Здесь давно глухо, пусто, ветер свистит на просторах былой войны. все выжжено. Ничего не растет. Изредка приходит уведомление " Ваш друг такой-то написал свою первую запись в ЖЖ после долгого перерыва".
Мне вас не хватает.
Где вы? Расскажите, напишите, дайте адресок, я хочу снова вас читать.
Ты в поля отошла без возврата.
Да святится Имя Твое!
Снова красные копья заката
Протянули ко мне острие.
Лишь к Твоей золотой свирели
В черный день устами прильну.
Если все мольбы отзвенели,
Угнетенный, в поле усну.
Ты пройдешь в золотой порфире —
Уж не мне глаза разомкнуть.
Дай вздохнуть в этом сонном мире,
Целовать излучённый путь…
О, исторгни ржавую душу!
Со святыми меня упокой,
Ты, Держащая море и сушу
Неподвижно тонкой Рукой!
Да святится Имя Твое!
Снова красные копья заката
Протянули ко мне острие.
Лишь к Твоей золотой свирели
В черный день устами прильну.
Если все мольбы отзвенели,
Угнетенный, в поле усну.
Ты пройдешь в золотой порфире —
Уж не мне глаза разомкнуть.
Дай вздохнуть в этом сонном мире,
Целовать излучённый путь…
О, исторгни ржавую душу!
Со святыми меня упокой,
Ты, Держащая море и сушу
Неподвижно тонкой Рукой!
В посаде, куда ни одна нога
Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега,-
Постой, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, лишь ворожеи
Да вьюги ступала нога, до окна
Дохлестнулся обрывок шальной шлеи.
Ни зги не видать, а ведь этот посад
Может быть в городе, в Замоскворечьи,
В Замостьи, и прочая (в полночь забредший
Гость от меня отшатнулся назад).
Послушай, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, одни душегубы,
Твой вестник — осиновый лист, он безгубый,
Безгласен, как призрак, белей полотна!
Метался, стучался во все ворота,
Кругом озирался, смерчом с мостовой…
— Не тот это город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!
Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий…
Я тоже какой-то… о город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!
Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий…
Я тоже какой-то… я сбился с дороги:
— Не тот это город, и полночь не та.
1914
Я всё больше прихожу к убеждению, что о Боге нельзя судить по созданному им миру: это лишь неудачный этюд.
Согласись: любя художника, не станешь очень критиковать его неудачные вещи, а просто промолчишь. Но зато имеешь право ожидать от него чего-то лучшего.
Нам следовало бы посмотреть и другие произведения Творца, поскольку наш мир, совершенно очевидно, был сотворён им на скорую руку и в неудачную минуту, когда он сам не понимал, что делает, или просто потерял голову.
Правда, легенда утверждает, что этот этюд мира стоил Господу Богу бесконечного труда.
Склонен думать, что легенда не лжёт, но этюд, тем не менее, плох во многих отношениях. Разумеется, такие ошибки совершают лишь мастера — и это, пожалуй, самое лучшее утешение, так как оно даёт основание надеяться, что Творец ещё сумеет взять реванш. Следовательно, нужно принимать нашу земную, столь сильно и столь заслуженно критикуемую жизнь такой, как она есть, и утешаться надеждой на то, что мы увидим нечто лучшее в ином мире.
Согласись: любя художника, не станешь очень критиковать его неудачные вещи, а просто промолчишь. Но зато имеешь право ожидать от него чего-то лучшего.
Нам следовало бы посмотреть и другие произведения Творца, поскольку наш мир, совершенно очевидно, был сотворён им на скорую руку и в неудачную минуту, когда он сам не понимал, что делает, или просто потерял голову.
Правда, легенда утверждает, что этот этюд мира стоил Господу Богу бесконечного труда.
Склонен думать, что легенда не лжёт, но этюд, тем не менее, плох во многих отношениях. Разумеется, такие ошибки совершают лишь мастера — и это, пожалуй, самое лучшее утешение, так как оно даёт основание надеяться, что Творец ещё сумеет взять реванш. Следовательно, нужно принимать нашу земную, столь сильно и столь заслуженно критикуемую жизнь такой, как она есть, и утешаться надеждой на то, что мы увидим нечто лучшее в ином мире.
Винсент Ван Гог
Довольно часто Петя размышлял: отчего незатейливая жизнь Клавдии Игнатьевны, с тихими радостями по поводу добычи какого-нибудь венгерского горошка, внезапно «выкинутого» на прилавок, с обстоятельными умиленными пересказами (как красиво служил нынче батюшка в Калитниковской церкви), — отчего эта простая жизнь так наполнена смыслом и добротой, а его, Петина, жизнь, до отказа набитая разнообразными событиями, всевозможными знакомствами, просмотрами редких и запретных видеофильмов, закрытых спектаклей, и прочая, и прочая, — отчего его, Петина, жизнь так пуста, скучна, однообразна…
Дина Рубина "На Верхней Масловке"
Я уже хочу, наконец, снова смотреть кино, не думая о том, какой у него бюджет, и сколько раз переписывали сценарий. Хочу просто получать удовольствие, не думая о дублях, стоимости съемочного дня, графиках актерах и гримерочном цехе. Сейчас я не уверена, что это время однажды настанет для меня, я даже "Трудно быть Богом" не смогла смотреть. Единственный, кто отлично отвлекает меня от этих грубых швов в голове - Звягинцев. Что ни включу его - упорно вижу "Зеркало" Тарковского....
Хочу снова беззаботную юность. Чтобы гулять всю ночь, а море шумело, а ноги длиннющие, стройные и загорелые в джинсовых шортах, вокруг много мужчин, а я ничья, я посмеиваюсь над ними и гадаю, кто же он? И впереди вся жизнь, шумит, как это море, а ноги обещают счастье, такое, от которого сердце замирает уже сейчас. Ведь известно, что ожидание счастья слаще его самого.
А, блин, под сорок. Ноги длиннющие, но я больше не загораю, это автозагар. И шорты не ношу. А море шумит. Где-то далеко. Не у меня.
А, блин, под сорок. Ноги длиннющие, но я больше не загораю, это автозагар. И шорты не ношу. А море шумит. Где-то далеко. Не у меня.
